15 к 1.
Новый герой авторской рубрики «СЭ» — экс-капитан сборной России, чемпион Англии-2005 в составе «Челси» Алексей Смертин, недавно пробежавший ультрамарафон в Сахаре.
1 — 1 мая вам исполнилось 50. Как отметили?
— Изначально была мысль организовать что-нибудь масштабное, хоть я и не любитель шумных торжеств. Но в апреле на первый план вышел ультрамарафон в Сахаре (он длится неделю, состоит из шести этапов протяженностью 252 километра. Смертин преодолел их за 33 часа 47 минут, заняв 118-е место из 847 участников. — Прим. «СЭ»). Я не знал, в каком состоянии и в каком настроении буду после такой нагрузки. Поэтому решил заранее ничего не бронировать.
В итоге дома, в Загорянке, собрал человек тридцать — родных и самых близких друзей. Были музыканты, шутливые конкурсы… Этим и отличался юбилей от предыдущих дней рождения.
Смертин — сверхчеловек: пробежал 250 километров по Сахаре! Сделал это намного быстрее Луиса Энрике
2 — Среди гостей был кто-то из футбольного мира?
— Нет. С натяжкой к ним можно отнести Лешу Голикова, моего друга. Когда-то он занимал должность менеджера в сборной России, а сейчас работает на телевидении и диктором на матчах «Торпедо». У Леши прекрасное чувство юмора, язык подвешен — ему и доверил на юбилее роль ведущего.
Ну а дружба с футболистами — ситуативная история. Вы общаетесь в клубе и сборной, но карьера заканчивается, разлетаетесь — и встречи становятся редкими, меньше точек соприкосновения… Это нормально. К тому же моя нынешняя жизнь с футболом почти не связана.
Вот с ребятами из «Зари» сохранились теплые отношения. В Ленинске-Кузнецком, где отыграл три с половиной сезона, мы реально были одной семьей. Жили-то все в привокзальной гостинице, где команде выделили целый этаж. Многие не уезжали оттуда, даже получив квартиру.
К сожалению, пятерых из той «Зари» уже нет. Сергея Лемешко, Валерия Лянге, Вадима Баженова, а в прошлом году умерли Дмитрий Сербин и Сергей Топоров, наш лучший бомбардир.
У Сербина была онкология. Я до последнего ему помогал, передавал лекарства. А Топоров ушел красиво, в танце.
Фото Антон Сергиенко, архив «СЭ»
3 — В каком, простите, смысле?
— В прямом. С 2018-го он жил в Анапе, занимался пляжным футболом, работал тренером в местной спортшколе. В конце декабря там устроили новогодний корпоратив. Серега выпил, пустился в пляс и через несколько секунд упал. Смерть была мгновенной — оторвался тромб.
В те дни по линии РФС я находился рядом, в Новороссийске. Увидел Топорова уже в деревянном ящике. После кремации жена отвезла урну с прахом в свой родной Омск, там и захоронила. Рассказывала мне: «Мы с Сережей перебрались в Анапу, потому что мечтали на море встретить старость». Ему было всего 53, на здоровье никогда не жаловался. И на тебе…
Он пошел в «Челси», потому что иначе посчитал бы себя трусом. Чемпиону Англии Алексею Смертину — 50
4 — Возвращаясь к юбилею — самый необычный подарок?
— Пластинка Rolling Stones, выпущенная в СССР на фирме «Мелодия». Раритет. Сначала даже не понял, какие песни туда вошли. Названия-то переведены на русский. А я к английскому варианту привык.
Мне все дарили виниловые пластинки. Сам гостям эту идею закинул, чтобы не сильно их обременять. Они знают, что обожаю рок, вот и приносили Led Zeppelin, Deep Purple, Джими Хендрикса, Оззи Осборна. А сын вручил последний альбом AC/DC.
Еще в 1994-м, играя в «Заре», решил купить акустическую систему класса High End. На сборы мы всегда летали через Москву, и в музыкальном магазине на Старом Арбате я обнаружил то, что нужно. Два усилительных блока, процессор, гигантские колонки, деку. Акустика фирмы Thiel, «железо» — Meridian. Не новое, зато самое лучшее, что можно было найти тогда в России. Цена заоблачная — шесть с половиной тысяч долларов!
Зарплата и премиальные в «Заре» были небольшие. Копил ровно год, отказывая себе во всем. Каждый раз, приезжая в Москву, мчался на Арбат. Для прослушивания аппаратуры в магазине отвели отдельный уголок за драповыми шторами. Там я пропадал часами. Чувствовал себя как в фильме «Зимний вечер в Гаграх» герой Евстигнеева, присмотревший в комиссионке диван мечты.
Наконец приобрел. В Ленинске-Кузнецком эта аппаратура весом под сто килограммов занимала полквартиры. Позже перевез в Москву. До сих пор все работает, звук потрясающий. Когда достроил дом, одну комнату превратил в музыкальную студию. Там есть вертушка, купленная в Англии лет пять назад, висит проектор. Футбол теперь смотрю на огромном экране под Led Zeppelin. Если матч российского чемпионата — ставлю Осборна. Под хард-рок РПЛ хорошо идет, сразу темп увеличивается.
Фото Александр Федоров, «СЭ»
5 — Пробежав ультрамарафон в Сахаре, что поняли о самом себе — из того, что не понимали раньше?
— Я понял, что человек способен раздвинуть границы своих возможностей. У меня же до этого все было разово — играл в футбол 26 часов, пробегал 90 километров. Потом открывал бутылочку пива, ложился спать, и наутро шло восстановление.
А здесь проснулся — и вперед. По песку и камням, с тяжелым рюкзаком. Разболелась спина, ныли икроножные мышцы, плюс мозоли… Второй этап я не завалил, но преодолел гораздо медленнее, чем планировал. Начинал ускоряться — а голова стопорила. Вместо бега переходил на шаг. Организм как будто перестраховывался.
Вечером сказал себе: «Так нельзя!» Поработал с головой, настроился на следующие этапы — и снова побежал. Уже не обращая внимания на боль. Именно в те дни осознал, что у нее, в отличие от страданий, есть порог. К боли в какой-то момент привыкаешь, просто перестаешь замечать. Если, конечно, тебе не загоняют под ногти иголки. Все остальное терпимо.
Вот у страданий нет предела. Но это твой выбор. Ты можешь бежать по пустыне и страдать. Можешь перейти на шаг — станет легче. А можешь сойти с дистанции, и страдания вообще закончатся.
«В «Уралане» доктор ежедневно выдавал горсть таблеток. Иногда в перерыве колол инъекции в задницу». Смертину — 50!
6 — Первое, что сделали, когда марафон завершился и вы добрались до гостиницы?
— Принял душ. В Сахаре он для участников не предусмотрен. Пользовались влажными салфетками. После этапа каждому выдавали пятилитровую баклажку. На сутки. Теоретически я бы мог вылить что-то на себя, но экономил воду. Пил, заливал хлопья, стирал футболку. Как ни странно, ничего не чесалось.
Еще к концу марафона, устав от сухпайка, дико захотелось стейка с кровью, овощного салата и пива. В отеле все это сразу заказал. Потом два бокала вина — и поплохело. Вернулся в номер, лег на кровать и кайфанул. Мне ведь за неделю в Сахаре только раз удалось нормально поспать. Когда на четвертом этапе пробежал 82 километра. Вымотался так, что и стоя бы уснул, если бы прислонился к стенке.
Другие ночи были практически бессонными. Непривычный спальный мешок, камни, впивающиеся в бок, все кругом храпят… Мучение!
7 — Свою новую цель вы уже озвучили. Январь 2026-го, Оймякон, самый холодный забег в мире.
— Подумал — символично: 50 лет, 50 километров, 50 градусов мороза. Хочу проверить себя и в таких условиях. Холод не пугает. Я же сибиряк! В детстве во дворе играли с пацанами в футбол в минус 40 — никаких проблем. А экстремальный марафон на Байкале, где было минус 25, я в одних штанах пробежал, без термобелья. Но тут без него точно не обойтись. Еще надену носки потолще, баф, варежки поверх перчаток… Надеюсь, не замерзну.
Фото Александр Федоров, «СЭ»
8 — Когда-то вы катались по Москве на «Харлее». Жив?
— Да. Это для меня отдушина. У дедушки в деревне был старенький «Урал» с коляской. Лет с тринадцати давал порулить. Как же мне нравился запах свечей! Так началась моя любовь к мотоциклам. Играя во Франции, купил «Харлей-Дэвидсон».
Жан-Луи Трио, президент «Бордо», лояльно относился к тому, что его футболисты передвигаются на байке. По условиям контракта это запрещалось — как и горные лыжи, сноуборд. Но Трио закрывал глаза: «Если осторожненько, то можно».
Сейчас у меня тоже «Харлей». Послабее, чем французский, с укороченными трубами, зато более юркий. Я не из тех, кто любит газануть. Предпочитаю респектабельную езду — как и полагается обладателю чоппера. Летом приезжаю на нем в РФС, переодеваюсь в кабинете. При московских пробках это самый удобный вид транспорта. Не считая метро.
Марафон Смертина
9 — Машина-то у вас есть?
— Да. «Загорянский гелик». Так называю свою «Ниву», о которой с юности мечтал. Два года назад наконец-то купил. Но не классическую, а прокачанную — «Бронто». Широкие колеса, обвес, тюнинг…
На рычаге переключения передач — розочка из оргстекла. Это Юра Борзаковский, мой товарищ, постарался. Увидев автомобиль, первым делом спросил: «Леха, а где розочка?» — «Нету». — «Я подарю». Ну и нашел красную, винтажную.
По Москве на машине езжу редко, больше за городом. Утром добираюсь на ней до станции, паркуюсь и сажусь в электричку.
10 — Регулярные поездки на общественном транспорте не превратили вас в мизантропа?
— Ни в коем случае. На электричке от моей Загорянки до Ярославского вокзала — 35 минут. Еще десять до Таганки на метро — и я в РФС. Быстро, комфортно. Даже когда попадаю в час пик, не напрягает. Вставляю наушники и ухожу в себя. В основном слушаю подкасты о стоицизме. Мне близка эта философия. В моей библиотеке труды Сенеки, Эпиктета и Марка Аврелия занимают особое место. Столпы, на которые опираюсь много лет.
Фото Федор Успенский, «СЭ»
11 — Лет двадцать назад вы говорили: «Боюсь нищеты и импотенции». Сегодня какие страхи?
— К нищете что обычно приводит? Игромания, злоупотребление алкоголем, наркотиками. Я от подобных вещей далек. Конечно, после завершения карьеры мои доходы существенно уменьшились, но я не переживаю. Мне хватает.
Что касается импотенции, ее действительно побаиваюсь. Но уже не в узком смысле этого слова. С возрастом понял, что импотент — прежде всего человек, потерявший интерес к жизни. В такого превратиться не хотелось бы.
Еще тревожит, что из-за ковида сильно помолодели Альцгеймер и Паркинсон. Я-то дважды «короной» переболел и почувствовал, что ослабла память. Других последствий для организма пока вроде не наблюдается.
А вот страха смерти у меня нет. Мне кажется, ты просто проваливаешься в глубокий сон. При этом я как стоик верю не в переселение душ, а в землю и червей.
Впрочем, мы не знаем, что на самом деле там ждет. Уверен в одном. Я уйду — а моя футбольная школа в Барнауле будет жить. Как и уникальный проект «Стальная воля». С 2022 года руковожу в РФС департаментом устойчивого развития и социальной ответственности, вовлекаю в футбол людей с инвалидностью. Для меня это миссия, а не работа. Я часто цитирую Марка Аврелия, который говорил: «Если сегодня ты не сделал что-то полезное для общества, день прожит напрасно».
Алексей Смертин: «Я никогда не буду бедным»
12 — В 2016-м у вас вышла книжка «Сибирский резидент. От Алтая до Альбиона». Какой эпизод в нее не включили и сейчас жалеете?
— Была в моей жизни тайна, о которой никому не рассказывал. Энурез. До сих пор помню смесь ужаса и стыда, когда в детстве просыпался утром в мокрой постели. Первая мысль: «Опять…» Мама не упрекала. Молча сворачивала простыню с пододеяльником, закидывала в стиральную машину. Если все происходило летом в деревне, белье с гадкими желтоватыми разводами сушили на веревке. А мне было неловко перед двоюродными сестрами.
У этого кошмара, порождавшего колоссальные комплексы, была и другая, приземленная сторона. Часто под разными предлогами я отказывался от поездок на турниры со своей футбольной командой. От одной мысли, что пацаны прознают о моем недуге, становилось не по себе. Правда, в то время нас редко приглашали куда-то за пределы Барнаула. Если же поездки было не избежать, мама давала с собой пеленки, которые перед сном незаметно подкладывал в кровать. Мучился лет до шестнадцати. А потом прошло само собой.
После долгих раздумий я вычеркнул из книги эти подробности. Постеснялся. Смалодушничал. Годы спустя осознал — зря. Тут нет ничего постыдного. Наоборот, моя история могла бы помочь мальчишкам, которые тоже через это проходят. Они бы прочитали и поняли, что энурез — еще не конец света, не накручивали бы себя.
Футбол для меня — терапия. Именно он помог в борьбе с недугом, который пропал как раз в тот момент, когда я стал профессиональным футболистом. Хотя допускаю, что кто-то скажет — совпадение…
Фото Дарья Исаева, «СЭ»
13 — Ваш любимый афоризм?
— «Все, что в тебя летит, — все твое». Эти слова постоянно твердил отец, когда в детстве тренировал меня во дворе.
Он вставал напротив, два мяча под мышками, один внизу. И бросал. В ноги, в пах, в грудь. Я должен был принять и вернуть. Взрослый-то обработает не сразу, а ребенок — тем более. Отец же командовал: «Быстрее! Быстрее!»
Мяч я возвращал внешней стороной стопы, внутренней, подъемом. То в касание, то в два. То разворачиваясь, выполняя какой-нибудь финт, например «улитку», и отдавая пас. Я ненавидел это упражнение, психовал. Не хотел изо дня в день повторять одно и то же.
Новый Смертин или Мостовой? Чей путь может повторить Головин во Франции
А недавно дома в комнате, где стоят штанга и беговая дорожка, на стене появилась надпись: «Все, что в тебя летит, — все твое». Подарок сына и его девушки. Бежишь по дорожке или берешься за гриф, глядя на эту фразу, и она здорово мотивирует. У меня и футболка с такой надписью есть.
Между прочим, это стоический слоган. По сути — Amor fati. В переводе с латыни — «любовь к судьбе». Что бы в тебя ни летело, какие бы трудности и испытания ни выпадали, нужно воспринимать их с благодарностью.
А после ультрамарафонов проникся еще одним изречением: тяжело в моменте — достижимо в итоге. Вот с этими фразами сегодня по жизни и иду.
14 — Жеглов был прав, когда подкинул кошелек Кирпичу?
— Нет. Я понимаю, что Жеглов пошел на это не из-за личной выгоды, а ради общего дела. Но все равно поступил подло.
Фото Федор Успенский, «СЭ»
15 — Три «не люблю» на ваш выбор.
— Первое — тратить время на уборку. Пылесосить, мыть пол, посуду…
Второе — трусость. На мой взгляд, она даже страшнее вранья. Его-то за порок не считаю. Мы все периодически лукавим, что-то скрываем, недоговариваем. А трус подрывает себя как личность.
На футбольном поле это проявляется в том, что убираешь ноги из борьбы. В сложной ситуации отдаешь пас и прячешься за партнера, лишь бы не получить мяч обратно. Не пытаешься переломить игру, когда результат не в твою пользу. Для меня такие вещи неприемлемы.
Ну а третье — вода. Не моя стихия. А то бы уже давно поучаствовал в Ironman. Конечно, я бы мог пересилить себя. Ходить в бассейн, наняв тренера, чтобы технику мне поставил. Терпеть, часами бултыхаясь в воде. Но не хочу.
Сейчас палец о палец не ударю, если надо сделать что-то, к чему вообще не лежит душа. Зачем идти против своей воли? Наоборот, нужно заниматься тем, что нравится. Это приносит если не счастье, то как минимум тихую радость. В которой я теперь и пребываю.